За кулисами студии Станиславского часть 4

Немирович испытал облегчение, когда Морозов покончил с собой, и расстановка сил изменилась в его пользу. Как и подозревал Немирович, Морозов пытался ввести в театр своего друга Горького. Кроме того, он и Станиславский тайно планировали создать другую компанию в Петербурге, которая бы задушила московский Художественный театр.
Немирович обвинял Станиславского еще и в том, что тот превратил компанию в площадку для безответственных экспериментов и проверки своих безумных идей. Эти разногласия, во многом, тоже были связаны с противоположными взглядами на место техники в эстетической игре. Немирович считал режиссуру технологией практического менеджмента, а Станиславский искал новые процессы и методы создания искусства . Под влиянием Станиславского командная работа, которой была режиссура раньше, превратилась в отдельную профессию и самостоятельное искусство.
Настоящее искусство, считал Немирович, – это литература, а режиссер – просто хороший литературный критик; дело режиссера – просто помочь аудитории прочесть текст. Станиславский придерживался другой точки зрения. Он стремился превратить режиссуру в университет для актеров, а это только укрепляло убежденность Немировича в том, что Станиславский – всего-навсего неплохой актер, которым овладело извращенное желание превратить театр в закулисный бизнес ради удовлетворения собственных эгоистичных амбиций. К сожалению, говорил Немирович, идея-фикс Станиславского – создать постоянно действующую театральную компанию – только сбивает с толку актеров и мешает им играть.
Скоро Станиславский обнаружил, что партнер настроил против него почти всех актеров. Они уже не испытывали былого энтузиазма. Они поднимали на смех его идеи и отказывались следовать его указаниям. В результате, когда Станиславский, в поисках новых форм выражения, перешел от натурализма Антуана к символизму, в труппе возникли серьезные конфликты. Поставив несколько исторических пьес, Станиславский решил, что Художественному театру пора перейти к искусству в стиле Люнье. Для него, весь смысл постоянно действующего театра, в отличие от одиночных авангардных проектов, заключался в том, чтобы создать площадку для технических исследований и развития, экспериментируя с новыми стилями. Он хотел создавать спектакли в духе Люнье, и чтобы при этом в репертуаре были и Чехов, и Метерлинк. Справится ли аналитический метод, так хорошо работавший для натурализма, но превратившийся в стандарт, с «производством продуктов» символизма?
Ведь если рассматривать и изучать в отдельности каждый камень, не составишь себе представления о соборе, который из них сооружен, с его вершиной, уходящей в небеса. И если разбить на мелкие части статую Венеры Милосской и изучать ее отдельно по уху, носу, пальцам, суставчикам, едва ли поймешь художественную прелесть этого шедевра скульптуры, красоту и гармонию этой божественной статуи. То же и у нас: изрезав пьесу на куски, мы перестали видеть ее и жить с нею в целом.
Станиславский пришел к выводу, что если его театр будет и дальше использовать этот метод, это убьет новое искусство, и убийцу не оправдают никакие великолепные декорации и костюмы. Упрощенческая рутина должна быть отброшена; чтобы вдохнуть в театр новую жизнь, нужны новые методы работы. Таковы были убеждения Станиславского-менеджера. Но Немировича стандартные методы вполне устраивали, и ему казались сомнительными эксперименты в сфере символизма, за которые в 1905 году взялись Станиславский и молодой актер-новатор Всеволод Эмильевич Мейерхольд. Вдвоем они создали лабораторию для актеров других театров и штатных артистов Художественного театра, которых все еще интересовали новые формы искусства. «Основное производство», которым руководил Немирович, оттеснило новую студиюлабораторию в сторону. Немирович все больше склонялся к жесткому производственному менеджменту. Он был убежден, что небольшой частный московский театр не может позволить себе... продолжение следует
Понравилась статья? Поделись в соц сетях.